Новосибирская облпрокуратура проводит проверку в связи с использованием нацистской символики при демонстрации немецких танков времен войны. Как передает РИА "Новости", два танка, собранные сельским конструктором военной техники Вячеславом Веревочкиным, участвовали 16 марта в соревнованиях на проходимость с современными джипами.

На башне одного из танков была нацистская символика, в связи с чем прокуратура Колыванского района области начала проверку на предмет соблюдения закона о противодействии экстремизма.
Прокуратура воздерживается от комментариев. "Комментарии будут даны по окончанию проверки. До этого момента мы не комментируем", - сообщила старший помощник прокурора области Наталья Маркасова.
Источник в прокуратуре области уточнил, что в прокуратуре не ожидали, что проверка вызовет общественный резонанс. Вместе с тем, прокурор Колыванского района Алексей Войтов отказывается отвечать на вопросы журналистов.
Ранее Войтов, объясняя причины начатой проверки, сказал, что "законодательство Российской Федерации считает публичную демонстрацию нацистской символики и атрибутики оскорблением памяти жертв Великой Отечественной войны".
Вячеслав Веревочкин не согласен с действиями прокуратуры. "То, что делает прокуратура - это абсурд. Я восстановил те танки, которые использовались в войне. О каком экстремизме может идти речь? Это история", - сказал он. По его словам, он получил из прокуратуры предупреждение о недопустимости использования нацистской символики. Веревочкин сообщил также, что правоохранительные органы района хотят оштрафовать его за нарушение правил дорожного движения, поскольку он передвигался на танках, которые "не прошли необходимой регистрации в ГИБДД".
Первобытный строй: никого невозможно заставить быть рабом.
Рабовладельческий строй: рабы есть, но их надо кормить, поить и заставлять работать.
Крепостное право: рабы кормят-поят себя сами, но все-таки их надо заставлять работать.
Дикий капитализм: рабы сами приходят в рабство, сами себя кормят и поят, и сами себя заставляют работать.
Неокапитализм: рабы сами приходят в рабство, сами себя кормят и поят, и сами себя заставляют работать. Более того, они считают себя свободными и им это нравится.
среда, 26 марта 2008 г.
Все, наверное, слыхали уже о крестовом нашистском походе против издательского дома "Коммерсант". И вот новость из Японии: туалетная бумага Windows Vista SP1.
Чувство ожидания Vista SP1 держало вас в постоянном напряжении? Теперь, после выхода обновления можно немного расслабиться и привести себя в чувство при помощи прекрасного релиза Windows Vista Ultimate в виде туалетной бумаги.
Японские магазины из электронного рая в Токио предлагают сие необычайно мягкое и полезное изделие, на котором производитель напечатал все новые возможности Vista SP1. Но, к большому сожалению, только на японском. Япония преподнесла сюрприз, сделав очень глубокий реверанс в сторону Майкрософт.


Автор почему-то считает, что это "Ку!" в адрес мелко-мягких, но мы-то понимаем, что в действительности все обстоит совсем наоборот, не правда ли? ;)
ДЕТСКИЕ ГОДЫ ВЛАДИМИРА ИЛЬИЧА
ДОМ, ДВОР И САД
Мои детские воспоминания, если не считать самых ранних, отрывочных и очень смутных, связаны с жизнью нашей семьи в доме на Московской улице [
В Симбирске (ныне Ульяновск). Ред.], который купили родители в 1878 году. Дом был деревянный, одноэтажный с антресолями, т. е. наверху, непосредственно под крышей, рядом с чердаком, было несколько маленьких комнат, выходивших окнами во двор.
Фасадом дом выходил на Московскую улицу, тогда пыльную и грязную, с деревянными тротуарами. Если идти от центра города на запад, к реке Свияге, дом был с левой стороны улицы. Внизу было пять больших комнат (с востока на запад): зала, кабинет отца, так называемая проходная, мамина комната и столовая, кроме того, было две прихожих (с востока и с запада). Внизу же на запад была кухня, через холодные сени.
Наверху в антресолях было четыре маленьких комнаты: две к западу - Анина и детская, и две к востоку - Саши и Володи. Обе эти половины антресолей имели две внутренние лестницы, связывавшие верх с низом через две прихожие. Летом же обе половины антресолей соединялись между собой также балконом между Аниной и Сашиной комнатами.
Около дома (на юг) был большой двор, покрытый мелкой зеленой травой; продолжением двора был сад, выходивший не- посредственно на соседнюю Покровскую улицу через калитку в заборе. Калитка всегда запиралась на замок. Сад отгораживал от двора невысокий заборчик с калиткой. Около этой садовой калитки на дворе был колодец, из которого вода для поливки сада качалась ручным насосом. Вода в этом колодце была очень жесткая и годилась, кроме поливки сада, только для мытья полов. Питьевая вода доставлялась с реки Свияги водовозом. Слева от колодца стоял небольшой флигель в три окошечка, выходившие в сад. Около флигеля - небольшая кухонька под особой крышей. Флигель обычно сдавался внаймы; только одно лето, во время ремонта дома, флигель занимали мы, а кухоньку при нем Саша использовал под химическую лабораторию.
Через весь сад, от садовой калитки до Покровской улицы, шла так называемая большая аллея, делившая сад на две половины. Она вся была обсажена серебристыми тополями, только в конце аллеи росла одна осинка с вечно трепещущими листьями. Аня ее почему- то очень любила, и мы прозвали ее "Анина осинка". Кроме этой большой аллеи вокруг всего сада вдоль заборов с соседними участками были четыре узенькие аллейки с прочно установившимися у нас в детстве названиями: "Черный бор" - с густою сиренью и развесистыми вязами, "Желтый бор" - с густой акацией, "Красный бор" - с большим деревом колючего боярышника и даже "Грязный бор" - ввиду обилия там благодаря неопрятному соседству всякого мусора - бумажек, пустых бутылок и пр. В центре сада был цветник - детище мамы, с единственной в саду беседкой. В этой беседке иногда устраивались общие вечерние чаепития.
Кроме серебристых тополей и единственной осинки в саду росли несколько ветвистых вязов, на которые мы все охотно лазили во время своих игр, много кустов сирени, но больше всего обыкновенной желтой акации, которой был обсажен по краям весь сад.
Из фруктовых деревьев были преимущественно яблони. Больше всего аниса (приволжский сорт яблок), затем белый налив, апорт и несколько деревьев с очень вкусными яблоками, под названием "черное дерево". Помню, что яблоки с этого "черного дерева" мама всегда берегла, главным образом для папы. Росла еще одна яблоня в конце сада, под названием "дичок", у детей переделанное на "дьячок". Дерево обычно было густо усыпано маленькими, но очень вкусными плодами. Бывало, кто раньше утром встанет, первым бежит собирать урожай, т. е. упавшие на землю яблоки, и потом делится с другими. С деревьев рвать не полагалось до определенного срока. И я не помню с нашей стороны ни одного нарушения в этом смысле. Кроме яблонь были две-три груши и несколько вишневых деревьев, густой малинник, кусты крыжовника и смородины. Для сбора ягод мамой устанавливались правила для детей. Было также несколько грядок клубники, с которыми мать подолгу возилась, пересаживая кустики, удобряя землю и поливая. В поливке сада, а иногда и в уборке его принимали участие все дети. Это была, так сказать, общественная нагрузка, от которой никто никогда не отказывался, наоборот, скорее было соревнование.
Около колодца во дворе стояла большая кадка, другая такая же кадка стояла в цветнике. От нас требовалось, особенно в жаркое летнее время, чтобы обе эти кадки были заблаговременно наполнены водой, чтобы можно было поливать цветы рано утром, что часто делала мать сама. По вечерам же брались за работу все вместе. Обычно один кто-нибудь качает воду из колодца, другие с лейками и ведрами разносят ее к месту назначения. Бывало, приходит иногда отец, и работа кипит вовсю. Если качаешь воду из колодца, не хочется уступать другому, покуда не натрешь мозолей на руках, лишь бы побольше наполнить бочку водой, не отстать от других.
Дружная, спорая бывала работа!
Когда решали пить чай в беседке, то также дружно брались все за работу: Саша, бывало, тащит в сад самовар; другие несут что кому под силу; дети по нескольку раз бегают в дом и обратно в сад, в беседку. Обычно было принято прислугу не беспокоить, а все делать самим. Обычно в нашей семье вечерний чай соединялся с холодным ужином, так что возни с этими чаепитиями в беседке было немало. По окончании чаепития на всех также хватало работы: девочки помогали матери мыть посуду, мы уносили из беседки все обратно домой.
вторник, 25 марта 2008 г.
Как известно, в настоящий момент компания 1С предлагает на рынке сразу две линейки программных продуктов экономического назначения: 1С:Предприяие 7.7 и 1С:Предприятие 8.0. Поскольку программы семейства 1С:Предприятие 7.7 существуют уже более 5 лет, а версия 8.0 появилась на рынке совсем недавно, это породило массу слухов о том, что версия 8.0 идет на смену устаревшей 7.7, и что не за горами то время, когда фирма 1С перестанет поддерживать пользователей "семерки". Второе направление слухов связано с утверждением о том, что 1С:Предприятие 8.0 гораздо эффективнее версии 7.7. Нам бы хотелось успокоить пользователей программ 1С версии 7.7, а также помочь в выборе тем, кто еще не определился. Все это ни что иное, как мифы, которые, как известно, появляются там, где царит недоосведомленность.
Во-первых, что касается того, что фирма 1С скоро перестанет поддерживать пользователей программ версии 7.7. Однако же компанией 1С до сих пор поддерживается даже версия 6.0, не смотря на то, что в настоящее время ей уже почти никто не пользуется. И это происходит в условиях того, что продукт 6.0 явно считается устаревшим, и, выпуская в свет версию 7.7, компания 1С явно анонсировала ее как более современную альтернативу, идущую на смену "шестерке".
С версией 8.0 все обстоит совсем иначе. В настоящий момент компания 1С однозначно позиционирует две своих линейки программ версий 7.7 и 8.0, как продукты ориентированные на различные сегменты рынка. 1С:Предприятие 8.0 - для крупных предприятий, а 1С:Предприятие 7.7 - для малого и среднего бизнеса. В связи с этим фирма 1С в настоящий момент продолжает полноценную поддержку обеих линеек своих программных продуктов экономического назначения, и собирается делать это в будущем.
суббота, 22 марта 2008 г.
ИЗ ПЕРЕПИСКИ РУССКОГО БЮРО ЦК С ЗАГРАНИЦЕЙ В ГОДЫ ВОЙНЫ (1915-1916гг.)
[
Предисловие к публикации переписки Русского бюро ЦК с заграницей в журнале "Пролетарская революция" № 7-8, 1930. Ред.]
Восемь моих писем к Владимиру Ильичу - с апреля 1915 по ноябрь 1916 г. - составляют часть корреспонденции из Русского бюро ЦК за границу.
Официально я не входила ни в эту, ни в другие организации ЦК, но фактически вела деловую переписку с ними - с Владимиром Ильичем и Надеждой Константиновной - все время. Восемь печатаемых ниже писем оказались в женевском архиве ЦК, переписанные рукою Надежды Константиновны. Они вошли в одну коллекцию с письмами А. Г. Шляпникова ("Александра") того же периода и вместе с ними пролежали несколько лет в архиве Истпарта как письма Шляпникова. Лишь в самое последнее время, когда решено было приступить к изданию этих писем, было обнаружено, что нижепомещаемая часть их написана мною, под моей тогдашней кличкой "Джемс".
Конечно, написано мною за отмеченный период в 11/2 года было гораздо больше писем: об этом говорят как слишком большие промежутки между письмами, так и многие неясности, указания на предыдущие письма, которые не сохранились. Но пока найдены только эти: семь в архиве ЦК и одно из перлюстрированной департаментом полиции переписки. Считаю, что переписанные Надеждой Константиновной были написаны химией в книгах, как я обычно писала, выбирая более солидные как по объему, так и по содержанию книги и посылая их не на прямой адрес, а на так называемые Deckadresse (подставные, передаточные адреса). При этом, помню, давались специальные адреса, например преимущественно для технических, медицинских или экономических книг и журналов; выбирались книги на более плотной и матовой бумаге, на которой химические письмена были менее заметны. Я набила, так сказать, руку узнавать подходящую на ощупь книгу, практикуясь в этом еще в 1901 -1902 гг. в Париже у букинистов. Припоминаю, что встретила как-то озадаченный взгляд продавца, вызванный, вероятно, тем, что я не столько гляжу на содержание выложенных на лотках или на выступах стен дешевых брошюр, сколько щупаю и просматриваю на свет бумагу, на которой они напечатаны. Это я выбирала книги для химических писем в Россию.
Книги с указанными выше предосторожностями доходили много вернее, чем письма, - по крайней мере я не помню ни одного случая провала или пропажи их. Письма же подвергались, конечно, легче перлюстрации, особенно письма за границу в период всемирной войны. Могло быть снято факсимиле руки, надписывающей адреса, могло быть прослежено опускание письма в почтовый ящик. Так произошло, вероятно, с первым из предлагаемой серии, с письмом от 23 апреля 1915 г. - единственным оказавшимся в бумагах департамента полиции.
И как раз это письмо наиболее насыщено партийными известиями и переговорами. В этом письме говорится о процессе депутатов IV Государственной думы. Сведения о нем я почерпала из первоисточника, так сказать, а именно из рассказов Н. Д. Соколова, выступавшего защитником Каменева, и еще кого-то из депутатов. Так, помню, что о Муранове, спасшем процесс, слышала от него. "Все начистоту" означает, что Муранов пригрозил рассказать о сношениях и связях с ЦК большевиков, о поездках депутатов к Владимиру Ильичу в Краков, если бы некоторые из них пошли на указанные раскаянные жесты.
Соколов передал мне также о всех своих переговорах в качестве защитника с Каменевым, а я излагала их в сжатом виде Владимиру Ильичу. Так, в письме, предшествовавшем данному, я передала о рассказе Соколова по поводу идеи Каменева вызвать на суд в качестве свидетеля Н. Иорданского. Письмо это, очевидно, в департамент полиции не попало, но попало несомненно в руки Владимира Ильича, так как изложенное там отразилось на передовице № 40 "Социал-демократа" о процессе депутатов. По этому проекту Иорданский должен был заявить в своем показании, что Каменев стоял не на пораженческой точке зрения, а на оборонческой, изложенной им, Иорданским, в статье "Да будет победа". Как известно, Иорданский отказался свидетельствовать и так и не подал заявления о вызове его в суд. Но Ильичу об этом я сообщила так же, как и о своих личных впечатлениях от судоговорения, на которое мне удалось попасть пару раз. Слышала я между прочим и защитительную речь Каменева, который пытался выставить себя ни к чему не причастным легальным литератором, поселившимся временно в Финляндии, ибо у него "не было еще обстановки". Помню, что эта речь, ничуть не убедительная для представителей обвинения, произвела очень тяжелое впечатление на нас, зрителей, допущенных на хоры.
Затем в письме этом говорится о кандидатуре в представители ЦК Б. В. Авилова на место арестованного Каменева. Это предложение исходило от т. Ольминского. Очень уж неудобно было при сношениях с Петербургским комитетом и другими организациями отсутствие такого представителя в России; и я запросила Владимира Ильича, можно ли временно, до утверждения постоянного представителя, возложить эту функцию на Авилова. Но Владимир Ильич самым решительным образом отклонил эту кандидатуру. А позднее Авилов, указавший с самого начала на некоторые разногласия его с точкой зрения ЦК, выявился определеннее как человек, считающий лозунг гражданской войны неправильным. Вследствие этого его проекты листовок не удовлетворяли Петербургский комитет, и мы сами убедились в неудачности нашего предложения.
И о финансовых делах ЦК говорит это письмо - о чеке в 3000 рублей, вероятно вырученных после ликвидации типографии "Дело". В этом и в следующих письмах указывается, на что были употреблены эти деньги, а также добытые с ежемесячных сборов и разных мелких предприятий, запрашивается, сколько нужно приблизительно на разные потребности ЦК. Писала о посылке денег высланным в Сибирь депутатам IV Думы, о "железном фонде", то есть о фонде на издание газеты "Правда", составившемся из сборов рабочих. Фонд этот находился в распоряжении депутатов-большевиков IV Думы, как издателей газеты, и хранился у социал-демократа Симонова, домовладельца. О них говорится тоже в приводимой серии писем. Относительно тех сумм, которые находились в моем ведении, я пишу о "руках", которые к ним тянутся. Хотя и ПК, как водится, нуждался в деньгах (я в одном из писем указывала, что дала на их газету - "Пролетарский голос" - 250 рублей), но руки, тянувшиеся за деньгами, не были руками ПК, а одной входившей в него группы, которая стремилась создать конкуренцию журналу "Вопросы страхования", единственному уцелевшему за время войны легальному органу большевистского направления.
Тот факт, что самой активной фигурой в этой группе был Мирон Черномазов, удаленный из редакции "Правды" по подозрению в провокаторстве, после революции вполне подтвердившемуся, бросал для нас тень на всю группу. Настоятельные требования от нас денег, которыми мы были не в праве распоряжаться, агитация в рабочих низах, что деньги захвачены интеллигентами, которые не хотят отдать их на работу ПК, не могли, понятно, улучшить наше отношение к группе. Лично с Черномазовым, знавшим меня по работе в "Правде", я в годы войны не встречалась. С требованием этих денег заявлялось ко мне другое лицо. Один раз было назначено по этому поводу свидание на квартире Данского, где присутствовал также покойный [ныне] товарищ Фаберкевич. Этот последний один держал себя вполне корректно и нейтрально, чем вызвал, как я после узнала, недовольство остальных двоих, которые нажимали на меня очень сильно. Разошлись мы после ни к чему не приведших переговоров в довольно враждебном друг к другу настроении. Не могу уже вспомнить, шел ли тогда разговор только о 3000 рублей от ликвидации типографии "Дело" или о "железном фонде".
Говорится в этих письмах и о попытке восстановить журнал "Просвещение", который с началом войны не был закрыт, как "Правда", и юридического права на выход не потерял. Но сильно отяжелевшая за время войны лапа цензуры давала мало надежды на то, чтобы удалось выпускать журнал нашего направления, да и от редакции почти никого не осталось. Тов. Ольминский уехал в Саратов, М. Савельев был выслан из Питера, А. Н. Рябинин встал на чисто оборонческую позицию. Оставались в Петербурге кроме Джемса (пишущей эти строки) лишь К. М. Шведчиков и А. А. Блюм. В эту часть редакции были кооптированы Орловский и Авилов. Сначала мы пытались выпустить номер в июне 1915 г. - последний срок, когда журнал мог еще выйти под фирмой "Просвещения", позднее он терял уже это право и должен был умереть естественной, так сказать, смертью. Это не удалось. Как известно, не удалось выпустить за время войны и другого журнала, разрешение на который было взято.
Статьи Владимира Ильича и т. Зиновьева были посланы в Саратов, где удалось выпустить номер большевистского сборника "Под старым знаменем", для второго номера этого сборника, но ему не удалось увидеть свет. В столицах из неоднократных попыток издать что-либо революционного направления ничего не выходило.
Из проектировавшихся в то время в Питере издательств, о которых упоминается в письмах, осуществилось издательство "Волна", выпустившее несколько брошюр. То слитное издательство, о котором просил меня написать Владимиру Ильичу Стеклов, осталось проектом. Начало как будто бы вставать на ноги уже к концу этого периода издательство Горького "Парус" при журнале "Летопись". Туда была передана мною увидевшая свет уже после революции книга Владимира Ильича "Империализм, как новейший этап капитализма". В некоторых письмах рассказывается о переговорах с Горьким. Принципиальная неустойчивость его кое-где отмечается.
Рассказывала я Владимиру Ильичу подробно о борьбе за выборы в Военно-промышленный комитет со слов одного из выборщиков, Дунаева, который сам написать ему не собрался. Шляпников в свои приезды в Питер заходил обыкновенно ко мне, расспрашивал о положении дел у нас